Мистическая потусторонность и суеверно-предрассудочные идеи и понятия, которыми
до сих пор окутана богословская тематика, пришли к нам из далекого прошлого и
отражают образ мыслей, мировоззрение человека поздней античности. Уже тогда эти
воззрения и весь категориальный аппарат оккультно-языческого мировидения
подвергались сомнению современниками.
Многие тысячи лет человеческий мир жил, окруженный
антропоморфно представляемыми невидимыми силами вне и внутри человека. Тысячи
лет развивался понятийный аппарат, в котором отражалась постепенно
усложняющаяся система взаимоотношений
между наблюдаемыми явлениями окружающей природы и психики человека. Эта система
была универсальной, с отдельными характерными культурологическими различиями и
вариациями, и являлась общепринятой моделью Вселенной, Космоса, которая лежала,
не претерпевая кардинальных изменений, в основе социальной организации всех
древних обществ мира на протяжении многих тысяч лет.
Ко времени рождения Иисуса Христа эта древняя, как мир,
система общественного мировоззрения пришла в упадок. Вера в незыблемую истину
языческих учений о мире начала колебаться, что получило отражение, в том числе,
в античной философии.
Конец времен, о которых говорит Иисус, это конец длительного
периода твердой уверенности человека в своей (языческой) системе ценностей и
представлений об устройстве мира и положении человека в нем.
Именно это древнее языческое начало объединяло на уровне
сознания народы Римской Империи, когда Христианство, после трехсот лет
неприкаянного существования, было объявлено римскими властями официальной
государственной религией мира. Основы Христианского учения, сформулированные в
общепринятых для того времени упрощенных формулировках, делали новую «религию»
общедоступной для восприятия и несложной для понимания. В сочетании с
«чудесами» это делало новое учение неотразимым. Кроме того, дополнительный
акцент на неотвратимости страшного наказания за непослушание также умело
эксплуатировал древние языческие страхи и превращал догматическое учение Церкви
в очень удобный политтехнологический инструмент подчинения и управления, что и
было продемонстрировано с самого начала официального существования Христианской
Церкви.
Гностицизм, в свою очередь, был широко распространенным и
разветвленным религиозно-философским (то есть легитимным современным научным) течением
поздней античности, в котором с определенного момента поиск смысла послания
Иисуса Христа, заключенного в его словах и делах, имел особенную ценность и не
подстраивался под политическую необходимость. Христианский гностицизм, выросший
на этой почве в 1 -2 веках, дожил до наших дней, потому что, несмотря на свою
«неполиткорректность», в части касающейся познания Христа и его учения, был
ближе к «познанию» и «сознательному почитанию», которые соответствовали духу
начинающейся новой эпохи, чем «поклонению» и «слепому повиновению»,
свойственным эпохе языческого культа. Поэтому Христианский гностицизм, как
«знание» Иисуса Христа, сегодня интересен для понимания личности Спасителя и
всей полноты содержания его вести.
Оккультное, языческое начало также свойственно гностицизму.
Это неудивительно и не существенно. Путеводной нитью к истине, в современном
для нас ее выражении, стала связь древних языческих семитско-вавилонских учений
с греческой идеалистической философией. Неслучайно, что термин «гностицизм»
введен кембриджским платоником Г. Мором, в 17 веке.
Гностицизм как попытка найти новый «мировоззренческий синтез»
символичен для нас, потому что потребность в подобном синтезе осталась до сих
пор неудовлетворенной, а «официальная христианская идеология», оттеснившая в
свое время Христианское Познание на задний план, теряет свою былую силу и
объединяет лишь небольшие разрозненные группы дезориентированных Христиан.
No comments:
Post a Comment